Financial Times: Россия и радикализация (перевод)
Перевод статьи, опубликованной 7 декабря на сайте Financial Times.
Каждый раз, когда мобильный телефон Альбины начинает звонить, она вздрагивает. «Это может быть моя сестра из Сирии», – говорит молодая девушка, сидя на кухне небольшой квартирки, в которой она живет в столице Дагестана Махачкале вместе с мамой.
В октябре ее сводный брат, его жена и трое детей исчезли, оставив записку, в которой сообщили, что уехали жить в Исламское государство. С того времени, Альбина и ее мать по очереди остаются дома, чтобы не пропустить момент, если их семья позвонит им, чтобы сказать, что они в безопасности.
Семья Альбины является одной из многих на Северном Кавказе, которых тревожит неизвестная судьба родных, сотнями, если не тысячами, откликнувшихся на зов Исламского государства в проблемных южных окраинах России.
Так же, как и европейские страны, Россия пытается остановить радикализацию молодых мусульман и их вербовку ИГИЛом или другими джихадисткими организациями. Но перед Москвой стоит более неотложная и сложная проблема: предотвратить разжигание сирийской войной исламского мятежа в республиках Северного Кавказа.
И хотя Россия победила в чеченской войне, исламистское подполье существует, а молодежь продолжает присоединяться к нему или, как говорят местные, «уходить в лес».
На прошлой неделе президент Владимир Путин заявил, что силы безопасности охотятся на граждан, которые являются международными террористами.
«Наши военнослужащие работают в этом направлении, чтобы предотвратить возвращение этих людей на территорию России для совершения преступлений», – сказал Путин.
Согласно данным ФСБ, количество российских граждан, воюющих на стороне Исламского государства, возросло с 1700 в феврале до 2400 в сентябре 2015 года. И хотя некоторые специалисты считают, что эти цифры слишком раздуты, большинство сходится во мнении, что республики Дагестан и Чечня являются эпицентром проблемы в России. Чеченское правительство сообщает, что 405 граждан республики отправились бороться за ИГИЛ. Дагестан не публиковал подтвержденную статистику, но по официальным оценкам более 1100 граждан республики находятся в Сирии.
Многие представители Средней Азии, желающие воевать в Сирии, попадают туда через Россию. Около 80-90% боевиков ИГИЛа из Узбекистана, Таджикистана и Киргизстана радикализировались и были завербованы, будучи рабочими-иммигрантами (согласно подсчетам Ноа Тукера, автора доклада об участии представителей Средней Азии в конфликте в Сирии и Ираке).
«В этих странах местная и региональная идентичность намного важнее национальной. Когда они переезжают в Россию, они отрываются от своей общины и заменяют свою общинную идентичность мусульманской», – считает исследователь.
Факторы радикализации
Радикализация людей из Средней Азии и Северного Кавказа переплетается: тысячи молодых мужчин из Дагестана и Чечни, покидающих родные дома из-за слабой экономики и высокой безработицы, скитаются по всей России. Они смешиваются с рабочими из среднеазиатских стран в больших городах от Москвы до Владивостока, а также в Тюмени и Ханты-Мансийске – нефтяных регионах северного Урала, зависящих от труда мигрантов.
В результате, нетрадиционная салафисткая ветвь ислама распространена в этих регионах и обеспечивает благоприятную почву для радикализации.
«Некоторые выходцы из Северного Кавказа начинают отстаивать радикальные взгляды, будучи рабочими-мигрантами», – говорит Варвара Пахоменко, эксперт по Кавказу в Международной кризисной группе. – В свою очередь, многие иммигранты из Средней Азии подпадают под влияние людей с Северного Кавказа, которые вербуют их для войны в Сирии».
В рядах Исламского государства и групп, связанных с аль-Нусрой, бойцы с Северного Кавказа всегда выделяются благодаря боевому опыту, полученному во время чеченских войн или российско-грузинского конфликта 2008 года.
Москва очень долго игнорировала риск проникновения радикалов через границы. Изначально силовые структуры даже поощряли желание исламистов покинуть страну и отправиться в Сирию.
Екатерина Сажнева, обозреватель по Северному Кавказу и Ближнему Востоку в Московском Комсомольце, утверждает: «Я нахожу очень странным то, что им удалось покинуть Россию. Многие из этих людей были в списках специальных служб, и их выезд должны были предотвратить. Но идея ясна: эти люди – радикалы, здесь они нам не нужны, и, поскольку они в Сирии, то проблем дома не создают».
Проблемы возвращаются
Подобному «экспорту» потенциальных радикалов также способствовали усилия Москвы обеспечить безопасность Зимних Олимпийских игр 2014 года в Сочи.
«До Олимпиады на чиновников из северокавказских республик оказывали сильное давление, чтобы убедиться в отсутствии угроз для Игр», – объясняет Пахоменко.
Являлся ли «экспорт» радикалов в Сирию официальной российской политикой или нет, но в краткосрочной перспективе это сработало. С начала 2014 года в Дагестане не зарегистрировали ни одного теракта.
Но правительственные чиновники и эксперты начинают опасаться, что проблема радикального исламизма возвращается в регион.
«Российское правительство изменило курс в середине 2014 года, задолго до того, как началась их военная операция в Сирии, – говорит один из европейских чиновников, принимающих участие в обмене разведданными с россиянами, – они осведомлены о наших проблемах с джихадисткими вербовщиками, и они осознали, что нужно ответить на риск возврата людей с новыми связями, оружием и деньгами».
С лета 2014 года российские иммиграционные органы ужесточили проверки российских граждан, выезжающих в Турцию, Грузию и Азербайджан – главные страны, через которые джихадисты попадают в Сирию.
«Представители органов безопасности просили людей, выезжающих в Турцию, предоставить пароли от своих страниц в социальных сетях, чтобы проверить их на наличие джихадистких видео», – говорит Пахоменко.
Согласно данным министерства внутренних дел РФ, в прошлом году были открыты 477 уголовных производств по факту членства в незаконных вооруженных группировках – в два раза больше, чем в 2013 году.
С момента начала российской военной операции в Сирии в конце сентября, суровые меры против радикальных исламистских группировок подаются как часть борьбы с ИГИЛом, а не попытки искоренить отечественный терроризм.
В октябре руководитель Чечни Рамзан Кадыров – человек, на которого Путин опирается в поддержании стабильности республики, заявил, что группа молодых людей, вдохновленных Исламским государством, вошли в сговор с целью убить его. По телевидению Кадыров сказал, что невежественные молодые люди были совращены извращенной трактовкой ислама. После публичного унижения, обвиненные участники сговора пообещали изменить свои убеждения и были прощены руководителем Чечни.
Московские власти также пытались заблокировать ресурсы в социальных сетях, через которые велась вербовка российских граждан.
Лига безопасности Интернета (проправительственная организация) в прошлом месяце представила горячую линию, на которую интернет-пользователи могут сообщать об экстремистском контенте, касающемся ИГИЛа. Другая инициатива московского института, который, по некоторым данным, поддерживается службой безопасности, пытается идентифицировать и определить местонахождение вербовщиков Исламского государства с помощью специального ПО для сбора и анализа данных.
Но эксперты жалуются, что все громкие усилия Москвы не могут устранить коренных причин радикализации, и предостерегают, что жесткий подход к доморощенным исламским мятежникам может спровоцировать еще больший приток молодых людей в ряды ИГИЛа.
«Россия не дает никаких идеологических ответов на призывы радикального ислама», – считает Яна Амелина, специалист по Кавказу и соавтор первого всеобъемлющего доклада по Исламскому государству.
Эксперты по безопасности утверждают, что длительный и болезненный опыт России с терроризмом породил рефлекс использования кучи денег и военной техники для решения проблемы.
«Профилирование вербовщиков ИГИЛ – это хорошо, но в это же время должно проводится профилирование их целей, – говорит Алексей Филатов, вице-президент Международной организации ветеранов «Альфы», клуба бывших членов антитеррористических подразделений. – Мы должны вычислить тех членов нашего общества, которые уязвимы к подобной пропаганде. Это единственный для нас способ спасти их и общество».
Искажения в Дагестане
В Дагестане те, кто работает с молодежью, сталкиваются с этим вызовом ежедневно. Газан Османов, глава молодежного центра в Бабаюрте, беспокоится о некоторых студентах, которых он встречает на спортивных и других мероприятиях, организованных его центром.
«Уровень знаний о нашей религии очень низкий, а дети впитывают искаженную информацию очень быстро. Мы не представляем, что происходит в их головах», – говорит Османов.
Видео, циркулирующее под названием «Неожиданный джихад», в моде у студентов. Звуки взрывов, крики «Аллах акбар» и мусульманские молитвы многие дагестанцы воспринимают вполне серьезно.
«Да, они считают это классным. Они считают, что «Аллах акбар» это то, с чем можно себя идентифицировать, – утверждает Османов. – Им нужно объяснить, что есть хорошо, а что есть плохо, что есть добро, а что – зло. Но мы не знаем, как достучатся до них».
Подобное описание отражает личные истории многих молодых мусульман из семей иммигрантов на западе, которые идут бороться за ИГИЛ. Многие из них не ознакомлены с религией своих предков и легко поддаются джихадитским учениям, когда чувствуют себя изолированными в той стране, где они выросли.
На Северном Кавказе для подавления восстания Москва, в основном, полагается на вездесущие силы безопасности и жесткие меры по отношению к мятежникам и всем, кто с ними связан. Господин Кадыров приобрел дурную славу из-за изгнания чеченских боевиков и уничтожения их домов. С 2013 года эту практику переняли и в Дагестане, отказываясь от программ реабилитации боевиков.
Местные эксперты считают, что подобные меры только разжигают желание молодых людей присоединиться к ИГИЛу.
«Наша проблема состоит в том, как мы ведем себя с собственными террористами, людьми, которых поймали или убили в ходе специальных операций. Если мы не будем работать с их семьями, то получим еще больше террористов и потеряем целое поколение», – считает Патимат Омарова.
Педагоги, психологи и муфтии в Дагестане согласны, что убийство или заключение мятежников делают их героями в глазах их детей и формирует враждебное отношение к государству и его представителям. В этой ситуации постоянные упоминания государства об ИГИЛ только делают его более привлекательным.
«Наши люди привыкли уходить в лес, а теперь эти лесом стала Сирия», – считает проповедник Салафитов.
Фото: ТСН
